«Дорогой Захариас!
Я только что с интересом прочел Ваш замечательный доклад с описанием маневров, за которыми Вы проследили, используя средства связи.
Я подумал, что Вам следует написать об этом. Ваш доклад является превосходным, так как он дает такую информацию, получение которой чрезвычайно для нас важно и до сих пор нами недооценивалось.
Поздравляю Вас и желаю всего наилучшего.
В письме содержалась высокая оценка смелого эксперимента в области разведки. Нас поощряли к продолжению деятельности, которая оказалась весьма эффективной, хотя ранее и не велась. Миссия крейсера «Марблхед» явилась образцом для сбора сведений с помощью радиоволн, когда другие средства разведки были недоступны. Мы применяли этот метод и в последующие годы и сумели добиться исключительного успеха несколько лет спустя, когда нам удалось собрать подробнейшие сведения о больших комбинированных маневрах японского флота. Мы проникли через дымовую завесу, с помощью которой японцы пытались скрыть действия своего флота, и наша разведка снова одержала крупную победу.
Давно прошло то время, когда я начинал свою разведывательную деятельность. Меня перестали считать новичком в разведке, так как я приобрел уже значительный опыт. Теперь мне приходилось самому разрабатывать пути и методы, посредством использования которых могло быть улучшено качество важных информационных сведений, а их количество — увеличено. Мне было предоставлено широкое поле деятельности, где я мог проявлять свою инициативу. Часто мне приходилось бороться с бездарностью, безразличием и невежеством. Мне противостояли люди, которые ко всему имели отрицательный подход и чья философия жизни заключалась в том, что самый лучший способ действия — это ничего не делать. Иногда я обжигался на чем-либо, но меня часто поддерживали дальновидные, полные энтузиазма начальники, по крайней мере проявляющие желание дать мне веревку, которую бы я мог использовать для опасной ходьбы, словно канатоходец в цирке, или же для того, чтобы повеситься на ней.
То, что вначале представляло собой малопонятное и довольно туманное, хотя и любимое занятие, оживляемое моим воображением с присущим ему романтикой, теперь предстало передо мной со всей своей серьезностью, как очень сложное дело, требующее много времени, энергии, внимания и преданности. Наконец я стал настоящим офицером разведки, одним из немногих, которые считали разведку своим постоянным местом службы.
Где бы я ни находился и что бы я ни делал, я продолжал учиться разведке. Командуя эскадренным миноносцем, крейсером или линейным кораблем, я использовал свое свободное время для чтения всего, что касалось разведки, или слушания иностранных радиопередач, пытаясь взять из них те сообщения, которые носили информационный характер. В дальних странах я пытался познать национальные характерные особенности людей или же собрать какие только возможно информационные сведения. Я завязывал знакомства с людьми, которые могли что-либо дать для расширения моих знаний, и также использовал свое пребывание на приемах и вечерах для сбора разнообразных сведений.
Еще пятнадцать лет тому назад у меня возникла мысль, что офицеров разведки следует рассматривать как специалистов так же, как, например, офицеров-медиков и инженеров, которые проходят специальную подготовку и остаются узкими специалистами в течение всей своей службы. Я выступал против случайных назначений неподготовленных офицеров на трудную разведывательную работу. Я был уверен в том, что обычная тренировка случайно подвернувшегося морского офицера, невзирая на его умственные способности, не делает его подходящим для разведывательной работы. Наоборот, я чувствовал, что такие назначения ведут к деквалификации. Существует определенное единообразие в процедуре военно-морской подготовки. Преднамеренная координация взглядов во флоте и неизбежное в связи с этим формирование определенных идей совершенно не благоприятствуют превращению обычного человека в офицера разведки — индивидуума, который должен обладать бесконечной гибкостью.
Мне приходилось встречаться и работать со многими морскими офицерами, из которых можно было бы сделать прекрасных разведчиков, если дать им необходимую подготовку и заверить их в том, что они будут продвигаться по службе. Но большинство людей, временно прикомандированных к разведке, оказывались не подходящими для выполнения специальных задач. Научной системы проверки, разработанной для отбора и классификации людей, которые могли бы работать в разведке, не существует. Однако чрезвычайность нашей обстановки заставила меня в конкретной форме изложить свои идеи о необходимых качествах разведчика. Еще в начале 1940 года, будучи начальником разведки военно-морского округа в г. Сан-Диего, я с помощью двух своих коллег разработал необходимые требования, предъявляемые к разведчику, и изложил их в письме на имя высшего начальства. И в течение некоторого времени я ожидал удобного момента, то есть такого момента, когда я могу быть уверен, что командование отнесется к письму с должным вниманием. Сразу же после нападения японцев на Пирл-Харбор (в то время я командовал тяжелым крейсером) я, потрясенный этим событием, с большой надеждой направил письмо начальнику военно-морских операций. Впоследствии его включили в дела комиссии конгресса по расследованию катастрофы в Пирл-Харборе.
Даже в настоящее время истинное значение разведки все еще остается непонятым. Всего лишь несколько лет тому назад я спросил одного крупного флотского начальника: