Секретные миссии (сборник) - Страница 159


К оглавлению

159

Через капитана 1 ранга Уотсона я впервые столкнулся с тем, что можно назвать высшей школой международной дипломатии. Хотя перехваченные и расшифрованные телеграммы раскрыли большинство японских секретов, все же военно-морскому атташе приходилось заполнять многочисленные мелкие пробелы. В телеграммах рассматривались только общие дипломатические аспекты сложных проблем. В них можно было найти лишь некоторые ссылки на отдельные детали и наброски предложений, которые японцы планировали представить на конференции, но не указывалось, как далеко намерены зайти японцы со своими требованиями и при каких условиях они готовы пойти на компромисс.

Во время наших продолжительных и серьезных разговоров Уотсон объяснил мне всю историю существовавшего тогда дипломатического треугольника — Соединенные Штаты, Великобритания и Япония. В 1920 году японский военно-морской флот получил крупные ассигнования впервые после 1912 года, когда скандал в связи с коррупцией в военно-морском флоте нанес удар по престижу адмиралов и заставил японский парламент воздержаться от ассигнований, которых всегда добивалось военно-морское командование. К 1920 году этот скандал был забыт, адмиралов простили и императорский флот получил разрешение приступить к осуществлению честолюбивой программы строительства, предусматривающей постройку восьми линейных кораблей и восьми тяжелых крейсеров и известной под названием «Программа восемь-восемь». Стратеги из кайгунсё (так в Японии называлось министерство военно-морского флота) рассчитали, что наличие шестнадцати крупных кораблей даст им возможность иметь хорошо сбалансированный флот, по крайней мере на то время.

Как раз в разгар осуществления этой программы предложение лорда Керзона о созыве конференции по ограничению военно-морских флотов достигло Токио, угрожая сорвать всю программу строительства и тем самым удержать Японию на положении второстепенной морской державы. Дилемма, с которой столкнулись адмиралы из кайгунсё, была, безусловно, трудной, но капитан 1 ранга Уотсон никогда не сомневался в том, что они разрешат ее путем компромисса.

— Япония, — сказал он мне, — хорошо знает, что ей предстоит сделать выбор между ограничением вооружения и гонкой вооружения. Ей известно также, что мы предпочитаем заключить соглашение об ограничении, но не испугаемся и гонки. Если придется прибегнуть к гонке вооружений, Япония окажется далеко позади и останется второстепенной морской державой. Японцы проглотят горькую пилюлю с приятной миной на лице и постараются забыть о «Программе восемь-восемь», если это станет абсолютно необходимо. Ясно, что англичане скорее разорвут союз с Японией, чем противопоставят себя Соединенным Штатам.

Уотсон сумел так верно оценить обстановку благодаря многократным встречам и близкому знакомству с офицерами японского военно-морского флота, которым было суждено играть выдающуюся роль в судьбе Японии. Вскоре, когда я, проведя лето в горах, вернулся в Токио в сентябре 1921 года, мне посчастливилось наблюдать, как Уотсон готовится к сражению и как он действует. Это «морское сражение» происходило не на море, а в чайном заведении в районе Симбаси, в одном из домиков гейш, где Номура и его коллеги часто встречались, чтобы поговорить о делах и просто приятно провести время. Теперь, когда подготовка к Вашингтонской конференции шла полным ходом, эти встречи происходили все чаще и чаще. Как Уотсон, так и Номура страстно желали прощупать друг друга, подхватить во время этих интимных разговоров какое-нибудь нечаянно брошенное замечание и приладить его, словно цветной камень, в мозаику всего изображения.

На встрече, где вместе с Уотсоном присутствовал и я, обе стороны были представлены довольно солидно. Рядом со мной сидели Уотсон и его помощник капитан 3 ранга Джон Маккларан, напротив нас — Номура с капитаном 1 ранга Нагано и капитаном 2 ранга Ионаи, двумя наиболее многообещающими офицерами генерального штаба военно-морского флота. О значении этих встреч можно судить по тому факту, что эти три японских офицера через несколько лет заняли высокое положение в политической иерархии своей страны. Номура назначили послом в Соединенные Штаты как раз накануне войны; Нагано возглавлял генеральный штаб военно-морского флота в то время, когда разразилась война, и в течение нескольких первых лет войны; Ионаи стал министром военно-морского флота и удерживал этот пост почти до того дня, когда был подписан договор о тройственном союзе, то есть до 27 сентября 1940 года; он занимал этот пост и во время капитуляции Японии. В дни наших встреч в чайном домике Ионаи, как и я, был новичком в Токио: он только что вернулся из Москвы, где якобы изучал русский язык.

В сентябре 1921 года Уотсон вызвал меня в свой кабинет по делу, которое оказалось важнейшим событием в моей жизни. Мне поручили мою первую «секретную миссию». Из замечаний Уотсона можно было понять, что меня уже оценили в дипломатических кругах, а он считает, что я достаточно подготовленный офицер, способный выполнять разведывательные задания.

— Захариас, — начал он, — я располагаю сведениями, которые, хотел бы отправить в Вашингтон. Это очень важные сведения. Мы должны знать как можно больше о пределе, до которого намерены дойти японцы в принятии компромиссного решения в предполагаемом соглашении по ограничению военно-морских флотов. Я сам располагаю многими данными, но должен проверить и перепроверить свои сведения, прежде чем смогу поручиться за их точность в своем докладе в военно-морское министерство. Я хочу, чтобы вы и Маккларан произвели для меня проверку этих сведений.

159