— Я счастлив служить вам, сэр, — с готовностью ответил я, когда Уотсон кончил говорить.
— Вы помните наши встречи в чайном домике с Номура и его сподвижниками?
— Да, сэр.
— Так вот, я хочу, чтобы вы и Маккларан ходили туда как можно чаще. Сам я больше не могу присутствовать на этих встречах, они стали носить слишком интимный характер. Я, как лицо официальное, мешаю им чистосердечно обмениваться мнениями. Из того, как Номура ведет себя на этих встречах, я сделал вывод, что он считает меня бесполезным, ибо я не могу ему дать и крупинки информации, которую ему хотелось бы получить от меня. Я буду посещать официальные приемы и вечера, на которых бывают высшие военно-морские офицеры, там я смогу получить нужные мне сведения, вы же с Макклараном можете смело играть с японцами в кошки-мышки.
— Будут ли у вас еще какие-нибудь распоряжения, сэр?
— Нет. Идите на Симбаси и попытайтесь узнать от офицеров Номура, каковы их планы в отношении Вашингтонской конференции. Берите на заметку абсолютно все и держите меня в курсе закулисных событий.
Номура, сам того не подозревая, облегчил нам выполнение задания, он, а не мы, проявил инициативу в организации новой встречи вскоре после моего разговора с Уотсоном. Вероятно, он не разделял сомнений Уотсона относительно таких встреч и имел намерение продолжать нашу забавную игру в жмурки на Симбаси. Так же страстно желая проникнуть в американские планы, как мы в их, он позвонил капитану 1 ранга Уотсону и пригласил его в чайный домик на коктейль и чашку чая.
Это произошло 21 сентября. В шесть часов вечера, как обычно, наши рикши остановились у чайного домика. В передней мы сменили уличную обувь на комнатные туфли и затем были препровождены в одну из комнат на втором этаже. Номура и Нагано уже ожидали нас, не спеша потягивая то японский чай, то американский коктейль «мартини».
— Капитан 1 ранга Уотсон сожалеет, — произнесли мы обычную фразу, принятую по дипломатическому этикету, — что не может присутствовать на сегодняшней встрече.
Номура, как мне показалось, не огорчился. Он считал Уотсона препятствием в деле получения от нас, молодых сотрудников, нужной информации. Без него, надеялся Номура, мы не сдержим своего красноречия, и он услышит все интересующее его. Но нас тщательно проинструктировали. Информационные сведения, которые Уотсон разрешил, выдать японцам, были тщательно взвешены и распределены по времени, наводящие вопросы — заранее продуманы. Чтобы как можно лучше сыграть свою роль в этом представлении, мы отрепетировали даже интонации в предстоящем раз-говоре, научились притворно удивляться с самым искренним видом и наметили паузы между предложениями.
Дело обернулось таким образом, что наши труды не пропали даром: мы получили информацию, необходимую Уотсону, она дала нам ключ к японскому плану, которым должен был руководствоваться глава японской делегации на Вашингтонской конференции барон Като. Путем наводящих вопросов нам удалось узнать от Номура и Нагано, что в японских кругах наметилась тенденция к достижению соглашения и что представляется возможность прийти к компромиссу даже на американских условиях.
Когда мы пришли к Уотсону, он ждал нас. Мы начали говорить, и он цеплялся почти за каждое наше слово. Теперь ему была ясна вся картина и он мог сообщить в морское министерство, что Япония в конечном итоге согласится с предложенным соотношением численности флотов 5 : 5 : 3. Это предсказание подтвердилось, когда на конференции в конце концов приняли на этой основе программу ограничения военно-морских флотов трех государств.
Ценность заблаговременно собранных сведений была очевидной. Я видел, как от этого зависели ход и результат конференции, и убедился, что важность этих сведений трудно переоценить. Так что еще в 1921 году усилия наших офицеров разведки дали возможность Соединенным Штатам участвовать в конференции со знанием проблем, которые предстояло разрешить.
Шел апрель 1922 года. Я стоял на длинной изгибающейся дамбе перед моим домом в Дзуси, где тогда жил. Теперь, спустя полтора года после моего прибытия в Токио, я мог проанализировать перспективы своей новой службы в военно-морском флоте и все ее многочисленные аспекты. Я временно оставил Токио с его космополитическим водоворотом и международными интригами. Я уже узнал дипломатическую жизнь с разных сторон и был вовлечен в тайную дипломатию. От меня ждали секретных сведений в связи с предстоящей Вашингтонской конференцией. Теперь у меня были другие задачи, и значительной вехой на пути выполнения их явилось мое пребывание в маленькой японской рыбацкой деревушке Дзуси. Стоя на чистом весеннем ветерке, подгонявшем морские волны, плескавшиеся о дамбу, я мог оглянуться на прошлое и заглянуть в будущее.
Перемена, происшедшая со мной за эти несколько месяцев — с октября 1920 года и по апрель 1922 года, была поразительной. Далеко позади остался просто обставленный кабинет Лонга в. Вашингтоне, пятидесятидневное путешествие на военном транспорте «Шерман» в Токио, мой первый визит в сильно охраняемое здание министерства ВМФ Японии, танцы, званые обеды, столичные приемы и даже тайные встречи с японскими военно-морскими офицерами в фешенебельных домах гейш — все это осталось в прошлом. Дзуси стала реальной соединительной черточкой между моими воспоминаниями о прошлом и планами и надеждами на будущее.
Я стоял, глядя на серовато-зеленые воды этой маленькой бухточки залива Сагами. Десятки лодок-сампанов мягко покачивались на мелких волнах. Быстро заходящее солнце окрасило паруса в какой-то сверхъестественный не то темно-красный, не то вишневый цвет, такой цвет, который только одна природа может сотворить на своей палитре.