Секретные миссии (сборник) - Страница 63

Начальник абвера предложил Леверкюну отправиться в Турцию для организации разведки. Тем, кто представляет себе абвер как совершенную организацию, нужно сказать, что Леверкюн создавал разведывательную сеть в Турции, работая почти в пустой комнате громадного здания немецкого посольства в Стамбуле, не имея ни секретаря, ни даже машинистки.

Леверкюн не пытался создавать разведывательную сеть с помощью агентов-немцев. Он предпочитал использовать людей, которые находились у него под рукой в Турции: эмигрантов-австрийцев, турецких политических деятелей и представителей различных мусульманских сект, которые служили ему с большим рвением, питая ненависть к англичанам. Установив сотрудничество с турецкой разведкой, Леверкюн помог ей лучше организовать разведку против России.

«Канарис никогда не говорил со мной о мирных переговорах, — рассказывал Леверкюн. — Но несомненно, направляя меня в Стамбул, он был уверен что я не упущу малейшей возможности, которая представится мне в этом направлении. Адмирал знал, что генерал Уильям Донован, один из моих старых американских друзей, стал начальником управления стратегических служб Соединенных Штатов».

После того как объем работы сильно возрос, Леверкюн попросил прислать помощника. К нему направили Эриха Вермерена, сына его старого друга д-ра Курта Вермерена. Эрих приехал в Стамбул со своей женой, урожденной графиней Плеттенберг, образованной и энергичной женщиной, с твердыми религиозными взглядами. Абвер рассчитывал, что она будет вести работу среди христианского меньшинства Турции. Ее муж, бледный и несколько флегматичный молодой человек, со своеобразным, в какой-то мере скептическим складом ума, придерживался отрицательных взглядов по отношению к национал-социализму.

Леверкюну не было известно о каких-либо попытках вести мирные переговоры в Анкаре или Стамбуле до 1943 года. Канарис во время войны дважды побывал в Турции. Один из его помощников, Гельмут фон Мольтке, в начале войны также дважды приезжал в Турцию.

— Значит, вам не приходилось передавать Джорджу Ирли какие-либо письма? — спросил я Леверкюна.

— Нет.

— Может быть, это делал Мольтке?

— В период сталинградской катастрофы я узнал о первых попытках американцев начать переговоры о мире, — ответил Леверкюн.

— От Джорджа Ирли? — спросил я.

— Да, от него. Американцы, в частности, жаловались, что им очень трудно найти общую точку зрения с немцами. Немцы никогда хорошо не отзываются об американцах. «Не могли бы вы сказать хотя бы несколько добрых слов в память какого-нибудь умершего американца?» — обратился ко мне Ирли. Я рассказал об этом послу фон Папену, и он подготовил небольшую речь для одной из наших официальных военных церемоний.

«Мы всегда испытывали большое уважение к людям, — говорил фон Папен, — которые в свое время пересекли океан и создали государство неограниченных возможностей благодаря своей инициативе и энергии. Мы преклоняемся перед памятью Авраама Линкольна, Монро и многих других американцев. Но мы не можем согласиться с тем, чтобы доктрина Монро распространилась на Европу».

Последняя фраза была сказана специально для Риббентропа, который очень неодобрительно отнесся к речи фон Папена. На эту речь обратили внимание в Кремле. Возникло подозрение, что фон Папен нащупывает пути к заключению сепаратного мира с Западом. 24 февраля 1942 года в Анкаре на фон Папена было совершено покушение, но неисправная бомба взорвалась раньше времени.

«Следующая попытка начать переговоры о мире исходила от турецкого министра иностранных дел Менеменджоглу, — продолжал Леверкюн. — В марте 1943 года он сообщил фон Папену, что Турцию скоро должен посетить кардинал Спельман, который хотел бы встретиться с фон Папеном или с кем-нибудь другим, пользующимся таким же доверием». Об этом предложении стало известно офицеру органов безопасности Мойзишу, что вынудило фон Папена доложить обо всем Риббентропу и посоветовать ему принять это предложение. От Риббентропа пришел резкий отрицательный ответ: «Нет никакого смысла обсуждать вопрос о мире!» На это фон Папен также резко ответил, что тогда он не видит смысла вообще иметь какие-либо миссии за границей.

«Следующее послание поступило от Джорджа Ирли в апреле 1944 года, — рассказывал Леверкюн. — Его передали мне в Германии. В нем говорилось, что подготовка союзников к вторжению в Европу проведена настолько тщательно и всесторонне, что успех несомненен. Но победа союзников на Западе будет означать победу и на Востоке, а это поставит под угрозу всю европейскую цивилизацию.

Нет ли какой-нибудь возможности найти другое решение? Я доложил об этом послании полковнику Гансену, новому начальнику военной разведки. Он не разрешил мне вернуться в Турцию для ведения переговоров, а поручил это фон Лерснеру, жившему в Стамбуле и являвшемуся председателем немецко-восточного общества. Мне кажется, что фон Папен также встречался с американцами».

В это время немецкую разведку в Стамбуле постигла неудача. В обязанность отделения немецкого абвера в Турции входила, в частности, передача некоторой частично правдивой и частично ложной информации англичанам, что служило каким-то определенным целям. Однако, это было очень опасно. В немецком консульстве в Стамбуле все следили друг за другом. Трудно было решить, действительно ли какой-то герр X выполняет задание против англичан или, наоборот, работает на них. Так, Вермерен за свое отрицательное отношение к национал-социализму находился на подозрении у гестапо. И когда встал вопрос о его возвращении в Германию, Вермерена охватил страх за свою жизнь и за жизнь жены. Поэтому он решил вступить в контакт с англичанами и получить у них политическое убежище.